Михаил Губергриц

Он не мог дальше трудиться и ступать по дороге, не зная точного устройства всего мира и того, куда надо стремиться.
Андрей Платонов, «Котлован»
Сегодня в гостях у нашей рубрики известный московский дизайнер Михаил Губергриц.
В. Ш. Михаил, насколько мне известно, всякий раз участвуя в конкурсах, ты занимаешь одно из призовых мест. Скажи, пожалуйста, как у тебя это получается, и перечисли свои победы.
М. Г. Я не знаю, как это описать, наверное, есть какой-то синдром победителя. Участвуя в конкурсе, я сразу думаю о том, как его выиграть, при этом считаю победой только первое место. Соответственно, каждую работу, которую я подаю на конкурс, я проверяю на критерий «может/не может выиграть» и стараюсь подать ее так, чтобы у меня лично не было никаких сомнений в том, что я сделал все, что мог. Проигранные конкурсы приносят только разочарования и сомнения. При этом я не думаю о призах, когда работаю над логотипом, просто стараюсь делать много работ и делать их хорошо, а из них как-то сами собой одна-две конкурсные работы в год получаются.
Призовых мест накопилось уже немало, начну с моего любимого питерского «Знака»: это три «Серебряных следа» (в 2002, 2003 и 2004 годах), «Золотой след» в 2005 году; два первых места (в номинациях «Логотип» и «Фирменный стиль») в Нижнем Новгороде на «Дизайн-стрелке – 2007»; третье место на RedApple–2007; поощрительный приз на конкурсе знаков «Тамга–2005»; первое и два вторых места на студенческом фестивале Miracle в 2002 и 2003 годах. Еще горжусь тем, что логотип ДНИИ НДИИ экспонировался как «Работа недели» в 2006 году на сайте международной ассоциации дизайнеров ICOGRADA, и тем, что два раза попадал в список лучших работ года по версии С. И. Серова.
В. Ш. Где ты получил образование?
М. Г. Первое высшее получил в МАДИ (Московский автодорожный институт, факультет автоматизированных систем управления), второе образование, дизайнерское, получил в ВАШГД, на курсе у Эркена Кагарова.

В. Ш. Как ты пришел в дизайн?
М. Г. Я с детства любил машины, хотел стать автомобильным дизайнером, поэтому и в МАДИ пошел. Но с этим как-то не сложилось. Я в своей старой квартире нашел как-то школьные тетрадки, а там, на задней страничке — мои рисунки. Я всегда рисовал что-то в тетради, если на уроке было скучно. Вот где дизайн был! Я когда-нибудь их точно опубликую, там такие есть нереальные вещи! Всегда, сколько себя помню, обращал внимание на логотипы, рисовал их в тетрадке, запоминал. Мне нравилось, что в такой крохотной штучке заключено столько разных смыслов, содержаний, значений — это же такой сгусток энергии! И я сразу стал заниматься логотипами. Сначала поработал в каких-то маленьких агентствах, потом попал к Пете Банкову в «Дизайн-Депо», уволился и пошел учиться в ВАШГД, потом почти четыре года был фрилансером, а последние несколько лет работаю в брендинге: BrandAid, Interbrand, Zinzmayer&Lux, сейчас в BBDO Branding.

В. Ш. Дизайн — это призвание или профессия?
М. Г. Дизайнер — это профессия, а дизайн — это призвание.
В. Ш. Как рождаются твои идеи?
М. Г. Обычно я стараюсь уйти со своего постоянного рабочего места, уйти от компьютера, сменить обстановку. Лучше всего работается днем в каком-нибудь кафе, где мало народа. Вообще, я стараюсь придерживаться принципа «долго думать — быстро делать». Идея должна материализоваться в голове, тогда ее можно быстро и точно нарисовать. А когда придумываешь сидя за компьютером, чаще всего рождается что-то не то.

В. Ш. Как появился на свет знак Optickey? Был ли он одобрен заказчиком? Сколько было еще вариантов?
М. Г. Я предлагал пять или шесть вариантов логотипа. «Тот самый» получился благодаря долгому и внимательному смотрению на сам объект работы (это узкая и длинная прозрачная колба, наполненная крохотными цветными штучками, которую надо фотографировать для получения результата), а также благодаря моему юношескому увлечению импрессионистами и пуантилистами. Логотип был одобрен заказчиком, (огромная ему за это благодарность), а потом, уже после его принятия, я нашел способ, как еще интереснее сделать логотип, и мне пришлось второй раз его утверждать. На самом деле, побольше бы таких понимающих заказчиков.

В. Ш. Трудно ли тебе общаться с заказчиками?
М. Г. Нет, я люблю заказчиков, люблю работать для кого-то. Мне во время работы сложнее общаться с собой как с заказчиком. Я то ленюсь на важных проектах, то ударяюсь в перфекционизм на неважных.
В. Ш. Есть ли у тебя опыт работы в команде или под чьим-то руководством?
М. Г. В Interbrandе, например, где я проработал полтора года старшим дизайнером в международном коллективе, работа бывает только командная и вопрос авторства идеи вообще как таковой не существует. Любую твою идею может взять и доработать любой желающий, ее могут отправить в другую страну для доработки, а тебе, наоборот, прислать чужую. И это тоже безумно интересный принцип, он освобождает руки, убивает личные амбиции в корне, оставляя лишь профессиональную составляющую. Cейчас уже я сам руковожу дизайнерским отделом BBDO Branding — большого брендингового агентства. Для меня это новый опыт: руководить людьми для меня всегда было сложнее, чем работать самому, но этот путь надо пройти обязательно.
В. Ш. Сколько в среднем у тебя стоит разработка товарного знака, фирменного стиля?
М. Г. Поскольку я сейчас наемный сотрудник, было бы некорректно говорить о каких-то ценах.

В. Ш. Есть ли у тебя любимый шрифт?
М. Г. Нет, так же как нет любимого цвета и стиля.
В. Ш. Кого ты мог бы назвать в качестве авторитета в мировом дизайне?
М. Г. В Corporate Identity сейчас тон задают немцы, румыны, хорваты. Появилось много молодых интересных компаний. Мне нравится, как работают в компаниях Landor, Interbrand, Brandient, Cato Purnel, Cuculic, Laboratorium, MetaDesign, HesseDesign. А в графическом дизайне больше всех люблю Трокслера, Загмайстера, Резу Абедини, Полу Шер, Мишеля Батори. У нас мне сейчас интереснее всех Ostengruppe и Протей Темен.
В. Ш. Каково место России в мировом дизайнерском контексте?
М. Г. Да какое… В России плохо с дизайном, поэтому и место у нас соответствующее. Среды нет, недостаточно хороших дизайн-школ, нет интереса со стороны государства, архитектура унылая… В таком огромном городе, как Москва, с миллионами туристов каждый год, неплохо было бы иметь систему навигации. Какой уж тут мировой контекст, если Россия в настоящее время одна из немногих стран, у которых нет собственного образа, имиджа, стиля… Даже у Гватемалы есть образ, а у нас нет. О чем говорить, если у нас даже текста гимна в стране никто не знает и цвета флага в правильном порядке половина людей не назовет. А ведь это все тоже дизайн в каком-то роде.
В. Ш. Бывал ли ты за границей?
М. Г. Я довольно много путешествую, стараюсь выбираться за границу 4–5 раз в год. При этом каждый раз как в первый: приезжаю в состоянии какого-то культурного шока и с миллионом идей. Люблю Азию — за впечатления и возможность увидеть почти нетронутый корпоративным дизайном мир, а Европу, наоборот, за возможность увидеть красивый дизайн, который живет и работает на пользу людям.


В. Ш. Семейная жизнь для дизайнера — помощь или обуза?
М. Г. Я бы не назвал это обузой, но любая серьезная работа — это самоотречение и полное погружение. Но тут уж вопрос приоритетов и предпочтений.
В. Ш. Победы в выставках дают какие-либо бонусы при общении с заказчиками?
М. Г. Дают уверенность в себе, а она всегда передается заказчику. Кстати, чрезмерная уверенность в своих силах — это скорее плохо.
В. Ш. Какие черты будут у графического дизайна в XXI веке?
М. Г. Ну ты вопросик задал! А какие черты были в XX веке? Ведь было все — простое и сложное, черно-белое и цветное. Революции в дизайне становились мейнстримом и возникали новые революции как протест против них, был футуризм, аккуратный модернизм, развязный постмодернизм, панк, снова футуризм и киберпанк. Все развивается волнами каждые несколько десятков лет, сосуществует, борется, становится обычным и умирает. Я думаю, так будет и дальше — будет много всего и будет разное.
В. Ш. Разрабатываешь ли ты шрифты?
М. Г. Нет. Для этого нужно серьезно разбираться в этом, заниматься только этим.
В. Ш. Есть ли у тебя какие-либо заготовки, не сданные в прошлом знаки, которые ты используешь для создания новых?
М. Г. Иногда использую какие-то ходы, но только от лени. Второй раз в одну реку не войдешь.
В. Ш. Знаки и вообще работы одного дизайнера должны быть все время разными или надо вырабатывать свой узнаваемый почерк?
М. Г. Если бы все заказчики и заказы были одинаковыми, то и работы были бы одинаковыми и почерк бы появился. Но я бы тогда не стал работать дизайнером. Стиль работы определяет поставленная задача, а не дизайнер.
В. Ш. Считаешь ли ты себя лучшим?
М. Г. После каждого выигранного конкурса возникает такое чувство. Звонят друзья, близкие поздравляют, и ты говоришь себе, ну вот, видишь, ты — лучший! Но это чувство, как только садишься делать что-то новое, быстро проходит. И опять начинаешь сомневаться, расстраиваться, что что-то не получается.
В. Ш. Чем ты будешь заниматься через тридцать лет?
М. Г. О, планов миллион! Не думаю, что буду заниматься только дизайном всю жизнь. Мне нравится придумывать названия — нейминг… Возможно, займусь этим более серьезно через несколько лет. Возможно, займусь музыкой. Мечтаю написать книгу, сделать собственную радиостанцию. В идеале хотелось бы иметь свой собственный дом у моря, сидеть в кресле и курить сигару, щурясь от солнца.
В. Ш. Что ты мог бы пожелать читателям журнала?
М. Г. Любите то, что делаете. Делайте то, что любите!

Статья опубликована в журнале «Реклама и полиграфия» №2, март 2008 г.
Интервью Василия Шишкина.