Роковой удар

«Всякая вещь – живая, - объявил цыган категорично и сурово. – Надо только суметь разбудить её душу».

Г.Г.Маркес «Сто лет одиночества».

 

Тот день начался самым обычным образом. Опыт подсказывает нам, что большинство дней начинаются самым, что ни на есть, обычнейшим образом, но это еще ничего не значит (уж лучше пускай они начинаются банально, чем не начинаются вовсе). У людей с самыми постными физиономиями иногда обнаруживаются исключительные способности, так же и у дней иногда бывают редчайшие особенности, загадочные сингулярности, заставляющие задуматься о многом и искать ответа.

 

Глупый будильник прервал сочный цветной сон. Плавно пробуждающееся сознание еще хранило жидко-кристаллические обрывки ночных впечатлений. Дурацкая утренняя эрекция некоторое время мешала надеть брюки, но неумолимо надвигающаяся работа мигом рассеяла сонливость и настойчиво сосредоточивала внимание на предстоящем четком плане рабочего дня.

 

Каждый мой день, как и день любого делового человека похож на инструкцию по пользованию микроволновкой. Так, здесь включил, сюда положил, туда нажал, оттуда взял, щёлк, блюдо готово, резкий запах палёного засвидетельствовал очередной брак - передержали. Ежедневные деяния бизнесмена напоминают жизнь тупых муравьев. Живут в одной плоскости, ничего не видят. Воспарить не смогут ни в жизнь, эволюционный код не позволяет. Думают, что достойно отсчитывают временные отрезки суетной жизни, выполняют возложенную миссию. Подлежат внимательному изучению. Прогнозируемы в фатальной тяге к деньгам. Вымирающий тип, распространенный во многих странах, уступят место в конце XXI века новой генерации – человеку творческому (homo creativus). Глядя на себя со стороны, сбоку, сверху, вижу свои недостатки, но не всегда хватает сил исправиться. Иногда хочется подойти к стоп-крану и «жжж-ах!», остановить несущуюся прыть уже неуправляемой махины. Но пока время не приспело.

 

В тот день я проснулся вольным человеком. Незадолго до описываемых событий я расстался с компанией, где работал почти четыре года (с Корпорацией Дженерал Сателайт). Вольные хлеба приносили мне помимо злаковых ещё и икорки. Дело процветало, и карьера частнопрактикующего дизайнера мало помалу смещалась в сторону организации дизайн-студии. Первым, кого я пригласил на работу, стал дизайнер. Вам легко сейчас об этом читать, но психологически для меня это было одним из сильнейших потрясений всей жизни. Столько лет с любовью и полной самоотдачей делать дизайн самому, и вдруг пригласить кого-то еще к себе в помощь. По силе эмоционального воздействия это напоминает приглашение стороннего партнера в постель к любимой девушке. Вроде и интересно, но страшно все потерять. Как человек амбициозный (что вообще свойственно для дизайнеров, это вроде профессионального заболевания) и к тому времени достаточно известный, я свою девушку потерять не боялся. Произошло разделение труда. На партнера я складывал массу технических функций, а сам выполнял основные творческие и дизайнерские работы, плюс, обладая личным транспортом, развозил заказы по типографиям, а затем готовые тиражи по заказчикам. Немудрено, но эффективно. Надо же с чего-то начинать. Директор «Дома-Лаверна» и «Максидома» Александр Кац тоже в начале трудовой деятельности самолично рулоны обоев по стройкам развозил на своей «шестёрочке» (она сейчас в музее краеведения хранится) и нечего!

 

Спустя некоторое время у меня появился первый администратор. Маленький, юркий Дима отличался четкостью и исполнительностью Уверенный, твердый взгляд подчиненного всегда вселяет в меня спокойствие, и с появлением нового сотрудника я был спокоен подобно ацтекскому изваянию. Не хватало только автотранспорта, а также прав, которых Дима дважды умудрился лишиться по пьяному делу (вторые права были покупными, и Диме грозило навсегда потерять водительские навыки). К моменту нашего сотрудничества (это было одним из моих условий) Дима сумел восстановить права на вождение автотранспортом, и дело было лишь за появлением последнего. Считая себя в большей степени дизайнером, чем развозчиком тиражей, я решил оформить Диме доверенность на право управления своей машиной. Пускай водит, мне лишь пользу принесет. Идея мне понравилась и была мной обдумана всесторонне. Молодому администратору я донес свой блестящий план как раз в тот день, о котором идет речь. Парень обрадовался в предвкушении начала новой, яркой, автомобильной жизни. В то время я ездил на девятке, не самой новой и не совсем старой. Приятная, беленькая, практичная девяточка, ласточка. В моей жизни были разные автомобили. Первым был «запорожец», подаренный тестем. Прихотливый в обслуживании, он требовал слишком много внимания и времени, которые я не мог расточать столь щедро. В этом плане я скуп до сих пор, как к женщинам, так и к машинам, уж лучше деньгами. Количество вбуханных в «запорожец» деталей, казалось, по объему должно было превзойти сам автомобиль, но он все равно ломался с регулярностью месячных, только еженедельных (представляете себе еженедельные месячные, мало не покажется). Украинская иномарка вскоре уступила место баварской. Я сам на нее заработал. Поставил цель и заработал. Правда, пришлось занимать целую треть, но я быстро отдал. “BMW-320” сочного как женский сосок красного цвета покорил меня одним своим видом. Только что пригнанный моими друзьями из Германии, он был еще свеж, как джентльмен лет пятидесяти, но сердце уже пошаливало и в ногах отдавалось эхо бурной немецкой молодости. Когда мне дали прокатиться на двухлитровой «бомбе», мое сердце готово было биться в такт шестилитровому движку. Нажал на вонючку, и легкий поджарый немец с силой массирует спину жестким удобным сиденьем. После «запорожца» поездка на BMW похожа контрастный душ. Незабываемо! Я не долго наслаждался баварцем. Поездив теплое время, и обнаружив, что на нормальную зимнюю резину нужна сумма, равняющаяся пятой части автомобиля, я понял, что обманут, и продал красавца. Прошло немного времени, и в гараже появилась практичная девятка. Какая логика, подумал я тогда, наверняка следующая машина будет иномаркой (и не ошибся). Наиболее доработанная из всех ВАЗ-овских автомобилей, девятка решала все мои вопросы, связанные с бизнесом. Легкая, приемистая, неприхотливая до неприличия, хоть в ларьке найдешь любую запчасть, машина служила мне верой и правдой несколько лет. И хотя иногда, мы ссорились по пустякам, в целом я был доволен и расставаться не торопился. Не вылезая в общей сложности шесть лет из-за баранки, я очень неплохо вожу, чувствую дорогу, движение, угадываю намерения других водителей. И, в целом, люблю и машину и езду. Теперь вы понимаете, что для меня стоило пообещать чужому человеку оформить доверенность на мою красавицу. Не переживай, говорил я ей в то утро, поглаживая по крыше, - я же тебя не оставляю, просто на тебе поездит еще один человек, поездит и вернет, ведь ты же не обидишься.

 

В тот день все шло своим чередом, и ничто не предвещало каких-то особенностей. Такие же однотипные люди, встречи, звонки, разговоры. Но, иногда возвращаясь спустя много времени к некоторым событиям, анализируя с высоты минувших лет, мы понимаем, что многое, происходящее с нами бывает не случайно.

 

В целом, есть две крайности в понимании человеком происходящих с ним событий. Первая крайность – фатализм. Человек считает, что от него ничего не зависит, что бы он ни сделал, все предопределено. Все посчитано, взвешено, скрупулёзно регламентировано без него и без его воли. Человек отчаивается и плывет по течению: будь что будет. Мне жалко таких людей. Другая крайность свойственная людям, обладающим повышенным самомнением (я не из их числа). Они думают, что все зависит от них, что можно все свершить, все изменить. Это патология, требующая превентивного лечения, только нужна поспешность  и точность в постановке диагноза. Есть еще те, кто вообще ни о чем не задумывается, ни о смысле жизни, ни о цели своего существования, но их заспиртованные тела лет через двести будут показывать в Кунсткамере, в особом павильоне как экзотический вид выпирающей ветви человеческого племени. Такие не представляют для нас сколько-нибудь значительного интереса. Мое мнение – истина посередине между фатализмом и эго-всемогуществом! Наша жизнь похожа на интерактивную игру с Всевышним. Мы сидим за шахматной доской. Мы делает ход. Нам делают ответный, осуществляем рокировку, рядом тикают невидимые и едва слышные часы. Тик, тик, время неумолимо идет, секунды слагаются в минуты, те в часы, возраст в стариковском обличье смотрит на нас в зеркало, как быстро проходит жизнь! Торопитесь делать свои ходы! Этот кто-то, наш воображаемый противник, или лучше тренер, съедает наши фигуры. Щёлк и молодости уже нет, щёлк и печень не позволяет больше спиртного, щёлк и смазливая, готовая ко всему девочка уже не вызывает тех ярких желаний. Но вы ведь тоже можете делать ходы. Щёлк и вы говорите по-английски, щёлк - решили проблему с жильем, приобретя собственную квартиру, щелк и утренняя пробежка поддерживает ваш тонус. Вы задумались или ходите? Не спите, ведь этот кто-то уже делает свои ходы. Каждый ход логичен и связан с предыдущими причинно-следственными связями. Все записано, здесь ошибки быть не может: сделали аборт – сложнее будет рожать, курите каждый день – забудьте о здоровых легких. Ходы, словно бусины, нанизываются на длинную и не бесконечную нитку, которая рано или поздно заканчивается неминуемым финальным узелком.

 

Пообщавшись утром с администратором, я поехал по делам в город. Объехал нескольких заказчиков и где-то в середине дня оказался в музее В.В.Набокова. Музей, расположившийся в фамильном доме писателя на Большой Морской 47, в то время пользовался нашими дизайнерскими услугами, заказав сперва разработку знака. Чем меньшие деньги вы зарабатываете на конкретном заказе, тем большее удовольствие вы получаете от общения с заказчиком. Тем большее количество неземных похвал расточатся в ваш адрес, тем крепче и слаще будет подаваемый вам кофе. Обсудив все вопросы с директором, мы мило попрощались, и я снова оказался в машине. С этого момента я помню все посекундно. Каждую деталь, каждый тончайший штрих память неумолимо сархивировала, разложив в пакетики для хранения воспоминаний, прикрепив бирочку с датой и описанием содержимого. Я собирался делать поворот налево с Большой Морской на Исаакиевскую площадь (думаю через сто лет там будет врезана памятная звезда). Моя машина стояла на светофоре, мы вместе ждали нужного сигнала. Для каждого водителя нужные сигналы разные. Для многих это зелёный, для редких отморозков это красный, для меня желтый – тот start up, когда я притапливаю педаль газа и хлесткой вожжой щедро подгоняю табун лошадей. Я не люблю ждать. Всегда хочу успеть все сделать по максимуму. Загорелся желтый и, посмотрев налево, откуда всегда идет большой поток машин, убедившись, что мне ничто не угрожает, я нажал на газ до упора. Суетливые пешеходы собиравшиеся переходить улицу в том месте (это вполне по правилам) ещё и сообразить не успели, когда я уже совершал левый поворот. Слева стояли три ряда машин, которые мне предстояло обогнуть. Я уже выкручивал руль, огибая огроменный двухэтажный автобус, уже контур Исаакия появился в панораме моего водительского взгляда, когда я увидел летящий во весь опор на меня автомобиль. В тот момент все происходящее напоминало замедленную киносъемку, стробоскопически детализируя каждый незабываемый кадр. Видимо, скорость событий была трудноразличима для человеческого взгляда. Голубая шестерка (ВАЗ-2106) не хотела ждать в длинной очереди машин, следовавших со стороны Невы и решила их обогнуть. Заслонённые автобусом, мы не могли видеть друг друга. Визг тормозов, но удар, мощный, хлесткий двух жестяных кузовов был неизбежен. Бля-я-ядь! (Ничего иного, водители, оказавшиеся в ДТП, поверьте, не произносят). Сердце стучало как у космонавта во время неземных перегрузок. Казалось, земля разверзлась, настолько все происходящее ощущалось непонятным, нелогичным, непостижимым человеческим разумом. Еще не выходя из машины, я увидел, что передка моей красавицы уже не существовало, лишь жалкий бесформенный кусок металла. Я вышел, почти не чувствуя твердь под ногами. Был цел и невредим, машина ещё не успела набрать большой скорости при манёвре. Я увидел на безразличном асфальте зеленоватую лужицу тосола, услышал журчанье каких-то трубок, чуть слышимый жуткий прерывистый свист. Девятка испускала дух, но ей было не до прощания со мной, и я не мог отпустить ей грехи. Помню, как меня поразила коричневая земля и грязь, высыпавшиеся из под пластмассового бампера, отлипшие ото всюду благодаря сильнейшему удару. Вот и почистил, - пронеслось у меня в голове.

 

-       Что будем делать,  - спросил молоденький водитель, вылезший из разбитой шестерки. На нем не было лица, мальчик был бледен как полотно.

-       Вызывать ГАИ, - ответил я.

Сзади подъехали бритоголовые ребята, сидевшие в навороченном BMW с тонированными стеклами.

-       Ну, красиво вы поцеловались, в натуре. Помощь не нужна?

 

Помощь мне требовалась лишь психологическая, но они не могли мне ее оказать. Стыднее всего мне было звонить отцу. Водитель со стажем, он скажет, что я сам во всём виноват, но я и так об этом знал.

 

ГАИ не пришлось долго ждать, всё и так произошло на глазах у гаишника, он всегда стоит на этом перекрёстке. К владельцу шестерки подъехали уже коллеги по работе на каких-то государственных машинах (я это понял, поскольку на таких автомобилях не ездят частные лица). Инспекторы ГАИ с размеренностью гробовщиков совершали необходимые в таких случаях замеры. Мой беспомощный автомобиль жалобно моргал аварийкой, место ДТП оставалось в неприкосновенности, и сотни машин его объезжали, чуть притормаживая, с глупым любопытством рассматривая повреждения, - бесплатный спектакль, «ну круто они!». Долго и скучно тянулись процедуры в автоинспекции. Никому не желаю подобных занудств, объяснения, схемы, встречи с дознавателем. По правде говоря, я был уверен в своей правоте, мне казалось, что шестёрка следовала по встречной, по моей полосе.

 

-       Ты знаешь, парень, с кем столкнулся? – милиционеру было явно скучно выполнять свою повседневную работу.

Мне было наплевать, хотелось лишь получить деньги и начать копить на следующую машину.

-       С машиной ФСБ, она принадлежит воинской части, - уверенно и чуть с грустью глядя на меня, тянул дознаватель, - водитель шестерки ехал на задание, понимаешь? Так что денег, приятель, ты с них всё равно не получишь, я тебе заранее говорю.

 

Вот история, подумалось мне. Просто судьба какая-то.

 

Следующий поход к дознавателю не принёс ничего неожиданного, меня признали виновным в совершении ДТП. Позже я сам провел замеры, ведь количество рядов, следующих в ту и в иную стороны было регламентировано у перекрёстка соответствующим знаком. Рано утром мы с отцом специально ездили, когда машин ещё нет и скрупулезно облазили всё с 20-метровой рулеткой. Я понял, что сам виноват во всём. Но для меня эта вина лежала на поверхности. Истина казалась мне гораздо глубже. Всё было решено еще в тот момент, когда я сделал свой ход, пообещав администратору оформить доверенность на авто. После свершившегося необходимость в Диме как-то сама собой отпала. Он достаточно быстро устроился на другую работу, и связь с ним прервалась.

 

Оставшись безлошадным, я стал искать другого администратора уже с автомобилем. Вскоре через знакомых я познакомился с молодым человеком, который сумел произвести очень благоприятное впечатление. Его тоже звали Дима, он был знаком с полиграфией не понаслышке и до встречи со мной занимался книгоиздательством (по иронии судьбы, новый Дима печатал книжки по ремонту автомобилей). Мы обо всем договорились, обсудив условия работы, зарплату, график. Лишь напоследок я спросил, где живет мой новый администратор. В это почти невозможно поверить (но это так), Дима жил в соседней со мной парадной, в одном доме (это в пятимиллионном-то городе). Я потерял пешку, но приобрел Ферзя, точнее Всевышний сделал свой ответный ход.